Если не я для себя, то кто для меня?
Но если я только для себя, то зачем я?

Представьте себе

Память моя память, pасскажи о том

Как мы помиpали в небе голубом

Как мы дожидались, как не дождались

Как мы не сдавались, как мы не сдались.

Егор Летов

«Взгляды» / 30.01.2020

27 января 1945 года официально закончилась одна из самых больших Катастроф мира. Именно в этот день был освобожден концлагерь Аушвиц-Биркенау (Освенцим). В наше время 27-е —  День памяти жертв Холокоста во всем мире.

Эту дату я пропустила (статья выходит позже), но это не значит, что я не следила за новостями. Было много абсурда, пошлости и манипуляций. Но были и хорошие публикации, которые взывали к чувствам. Одна из них разошлась широко и начиналась с фразы: «Представьте себе 6 миллионов человек». Я ничего не имею против такого призыва. Но мой опыт подсказывает мне, что 6 миллионов представить невозможно.

Я пойду другим путем…

***

Представьте себе женщину, еще совсем молодую, ей около тридцати. Всего четыре года назад она стала мамой – родила девочку. Здоровую, красивую, послушную доченьку. Сейчас она ведет ее за руку, ведет на смерть. Девочка видит, как избивают людей, как ставят их у ямы и стреляют в затылок. Ребенок начинает плакать: «Мама, не веди меня туда». «Тише, если ты будешь плакать, то мы погибнем», — упрашивает мама.

Ребенок очень послушный и покорно замолкает. Молчит и не плачет даже тогда, когда маму раздевают. Когда их ставят у края обрыва, когда раздаются выстрелы. Ребенок молчит.

Эта девочка будет молчать еще целый день – с девяти утра до глубокой ночи. Она будет задыхаться под горами трупов и тонуть в чужой крови. А ее маме повезет в этот день дважды: сначала она упадет в братскую могилу за долю секунды до выстрела и накроет дочь собой, а потом именно на нее встанет нога немецкого солдата, и он не проткнет ее штыком, как другие тела.

Глубокой ночью мама вынесет полуживого ребенка из ямы, по трупам. Будет приводить ее в чувства росой, спрячет в склепе на кладбище. Еще четыре дня они будут голодать, потом все же рискнут и придут к знакомым. И им снова повезет – рискуя собственными жизнями, друзья спрячут маму с дочкой у себя. Они выживут.

Таких историй на весь Бабий Яр с его 150 тысячами погибших всего 11!

***

Представьте себе другую женщину, ей 20 лет, она безумно красива. Грузинская княжна, которой каждый день делают непристойные и пристойные предложения красавцы офицеры. Они зовут ее в оперу, и она соглашается. Они зовут ее на ужин, и она идет.  

За ужином она испытывает на себе вожделенный взгляд мужчины, который забыл о войне и субординации и готов на час, но подчиниться ей. Она улыбается, встает из-за стола, и что сейчас должно произойти? Выстрел! Затем еще! Два раза она стреляет в затылок тому, кто только что ее хотел.

Нет, она не грузинка, а еврейка. Но те, кто утверждают, что евреи не люди, почему-то хотят ею овладеть, какое лицемерие!

Эта женщина убьет 33 кандидата в любовники. Потом ее, конечно, схватят и будут пытать уже не галантно, как грузинскую княжну, а по-звериному – рассмотрят-таки еврейку. Она никого не выдаст из подполья и будет расстреляна.

***

Представьте себе предателя – взрослого мужика, который не кровь на фронте проливает, а врагам прислуживает переводчиком. И вот на допрос приводят 9-ти летнюю девочку. «Признайся, ты еврейка?» — всю ночь спрашивают ее немецкие офицеры. Ребенок плачет и божится, что она украинка. Ребенок не врет.

Еврейка – другая девочка. Мама выпихнула ее из расстрельной колонны и отдала соседке, та забрала к себе домой. А у соседки своих девять дочерей!

Теперь любое слово на допросе – смертный приговор для 12 человек (10 детей и двое родителей). И девочка говорит-плачет и заговаривается. А наш предатель переводит, только не совсем точно. А может, и вообще не точно. Он спасет ее, наврет, а остальное сделают неподдельные слезы детские и страх в глазах.

После 9-ти часового допроса «предатель Родины» пойдет домой под прицелом презирающих взглядов соседей, школьной учительницы, девушки, в которую был влюблен. Он будет терпеть. Он будет терпеть и когда на его глазах будут убивать соседей. Он должен терпеть и делать, что в его силах, ведь он – подпольщик.  

***

Представьте себе доброго кондитера – его в округе знает каждый ребенок и каждый взрослый, его любят и уважают. И вот он, напуганный и раненный, поздней ночью приходит в дом к одним только женщинам (мужчины на фронте) и уже этим подписывает им приговор.

Но те оставляют его. А он показывает им, как делать из сахара конфеты. Нежные женские руки будут разминать комок раскалённого сахара и передавать друг другу: три поколения женщин и чужой мужчина – обломки большой Катастрофы.

Но они не спасут его. Он будет вынужден бежать из-за доноса соседей. В последний раз они увидят его быстро-быстро переносящим песок из одной кучи на другу и обратно в концлагере. Одна из них, опять же по доносу, скоро тоже окажется в том же концлагере. Впрочем, ей повезет — наши освободят лагерь, и она вернется домой. 35-ти летняя женщина весом в 40 килограмм – и это ей повезло!

***

А теперь представьте себя.  В какой из этих ролей вы предпочли бы оказаться?

Если вам не нравится эта драматургия, то постарайтесь сделать так, чтобы пьесу больше не показывали на сцене этого крохотного театра под названием мир.

 

P.S.: Мой прадед, возможно, тоже носил песок или кирпичи. Только я этого уже никогда не узнаю. Его историю, как и истории миллионов погибших, похоронили. Мой прадед не был евреем, он был украинцем, красноармейцем. Но разве его национальность мешает мне скорбеть вместе со всеми, кто потерял кого-то в той Катастрофе? Разве Холокост не доказал, что делить людей по национальностям – ужасно глупо?

Если не я для себя, то кто для меня?
Но если я только для себя, то зачем я?