Знакомство с мертвыми: «Я»

Хорошо помню, что это был именно майский день — солнечный и свободный. Честно сказать, как таковой свободы еще не было, но она уже предвкушалась. До конца учебного года оставались считанные дни и все мы отчетливо понимали, что очень скоро будем предоставлены своей скучающей лени.

И вот мы сидим – четыре тринадцатилетних девчонки. Солнце, чай, бублики и большая гостиная, нашпигованная пыльными книгами. Они нас мало интересовали, казалось невероятным, чтобы в собрании домашней библиотеки бывших советских интеллигентов оказалось бы что-то стоящее.

Как и почему разговор повернул на книги – сказать сложно. Думаю, доехала нас в тот день та самая скучающая лень. Хотелось веселья, но нам тринадцать: пить и заводить романы – рано, а в куклы играть — поздно. В какой-то момент Ксюха протянула руку и достала первую попавшуюся книгу: красный переплет и золотым тиснением надпись «В. Маяковский».

Маяковского в школе мы не проходили, и кроме «широкой штанины» не знали ровным счетом ничего.  Ксюха начала громко и быстро читать стихи. Нагромождение букв давило на мозги, казалось, что-то шипит и трескается беспрерывно — какофония звуков приводила в смятение. Раздались первые смешки. И грянула буря: все мы начали громко и от души смеяться, смеяться так искренне и долго, что в конце концов настали усталость и тяжелое отупение.

Чем закончился день – я не помню, но знаю, что подумала тогда: «Вот и прояснила я Маяковского – ничего стоящего, возвращаться к этому автору смысла нет».

Прошло несколько лет и вышел долгожданный альбом группы «сплин», в нем оказалась песня «Маяк». Удивительная, ни на что не похожая. Я все пыталась узнать, что за «крученыховский ад» и как можно было придумать эти невероятные строки «сломанная дрожью рука в рукав», «последней нежностью выстелить твой уходящий шаг» и т.д.

Ответ, а его пришлось поискать, так как все знающего гугла в моей жизни тогда не было, поразил. Текст песни оказался вовсе и не текстом, а полноценным стихотворением когда-то осмеянного мною и «проясненного» Маяковского.

Практически в это же время в секонд-хенде, где не было никаких более книг, но только горы старого тряпья, я нашла знакомую красную книгу. Цена гомерически смешная: 2 гривны. Я даже глазам не поверила, в качестве макулатуры она и то стояла бы больше. Книгу, в тот день я купила, шмотки – нет.

Первым лично прочитанным стихотворением стало короткое «Я».

По мостовой
моей души изъезженной
шаги помешанных
вьют жестких фраз пяты.
Где города
повешены
и в петле о́блака
застыли
башен
кривые выи —
иду
один рыдать,
что перекрестком
ра́спяты
городовые.

Это была любовь. Пусть не с первого взгляда, но это была настоящая любовь к Владимиру Маяковскому. Второй том, которого в секонд-хенде не оказалось, я искала пять лет по букинистическим магазинам Киева. Нашла по в разы большей, чем 2 гривны, цене; продавались оба тома только в паре, поэтому теперь у меня «трехтомник».